СТРАНСТВИЕ ВЕЛИКОЙ МЕЧТЫ (3)

 

 

Геннадий Гусев

 

В далекой древности родилась мечта о справедливом устройстве общества, о торжестве добра над злом. Мы продолжаем рассказывать о приключениях этой мечты сложном пути среди людей до наших дней.

 

ВСЕ ТЕЧЕТ

Как тjлько не называли Древнюю Грецию: колыбель цивилизации; неиссякаемый родник прекрасного; отечество демократии; греческое чудо…

Древняя Греция была «нормальным детством человечества». И как радует нас наивность, а вместе с нею — необъяснимая мудрость здорового ребенка, так историческое детство человечества обладает для нас вечной прелестью.

В Элладе впервые на земле возникла хрупкая, несовершенная, недолговечная, но тем не менее сияюще прекрасная модель человеческого жизнеустройства. Достигнута она была за счет тысяч и тысяч рабов — «говорящих орудий», ценою их нещадной эксплуатации, ценою постепенной моральной деградации свободных тружеников. Такова, увы, искупительная жестокость прогресса… «Чудо» несло в себе самом вирус вырождения и распада. Однако он был, чудесный миг, когда все сошлось, совпало в пользу и на благо разума, добра и красоты!

Трудно объяснить все причины и благоприятствующие обстоятельства древнегреческого, воистину дедаловского «взлета к звездам». Трудно, но все-таки возможно. Лучшие умы человечества не зря на протяжении веков бились над разгадкой этой сладостной тайны.

Многое совпало в пользу Эллады на крутом повороте истории от первобытности к прогрессу. Вспомним, например, что уже в силу самого своего географического положения ионийские и малоазиатские полисы (города-государства) оказались в эпицентре тогдашней мировой торговли… Надо ли говорить, как благотворно сказалось это на развитии ремесел, флота, земледелия? Широкое общение с другими народами обогащало кругозор свободных граждан, стимулировало предприимчивость, инициативу, жажду познания.

Отсюда — разгадка жгучей тайны: мысль и творчество греков опирались на достижения других древних цивилизаций. Есть немалый смысл в иронических стихах Ф. Геббеля, немецкого поэта конца XVIII века:

 

Вы, греки, племя хитрое; другие

Для вас напряли, вы ж из этой пряжи

Свою творите золотую ткань…

 

Закономерный ход истории в сочетании с благоприятными географическими, климатическими и иными факторами сделал возможным неповторимое явление, которое затем, вплоть до наших дней, оказывало мощное воздействие на духовное и художественное развитие человечества. Не забудем и о том, что именно в древних Афинах впервые на земле пышным цветом расцвела демократия. Да, ущербная, рабовладельческая. Да, противоречивая и недолговечная. Но ведь впервые! Именно демократия, сам ее воздух, напоенный озоном социальных бурь и духовных поисков, помогли человеку раскрепостить разум, развернуть способности и таланты, подняться над рутиной повседневности.

Философия, литература и искусство Афин VI—V веков до н. э. выработали греческий идеал гуманизма, свой идеал гармонически развитой личности. Искусство Эллады, по словам В.Г. Белинского, облагородило, просветило и одухотворило все естественные склонности человека, которые дотоле являлись в «отвратительном безобразии своей животности».

Для нас важно повернуть этот идеал к свету мечты, осмыслить его как «прометеево наследие», как завещание будущему, как попытку провидеть грядущее. Необходимо прочесть заново мудрую книгу древнегреческой культуры. Запасемся, читатель, терпением, вниманием — и любовью. Вчитаемся в мудрые, гордые и горестные строки древнегреческой литературы — средоточия размышлений о человеке и будущем.

«Я — человек, и ничто человеческое мне не чуждо» — такова формула эллинского гуманизма как полнокровной радости бытия, свободной игры физических и интеллектуальных сил человека. Формула, принадлежащая римлянину Теренцию — духовному наследнику Эллады.

Греки мечтали о гармонии человека и общества, о соразмерности социальных установлений с интересами и способностями личности. Мечта эта не давала покоя лучшим умам Эллады. Ее таинственную силу и притягательность греки смутно ощущали, но не могли ни разгадать, ни тем более раскрепостить. Однако они совершили поистине Гераклов подвиг — сумели выразить эту Мечту (пусть приблизительно и неполно) в своих творениях, исполненных мудрости, простоты и величия.

Эллада — это вызов, и уже не только богам, но и тиранам, деспотам, это вызов всякой бесчеловечности, всему низменному, дурному, эгоистичному в самом человеке;

Эллада — это кипение разума, всесокрушающий критицизм как орудие поиска меры, формы, смысла, гармонии; гордым «Все течет» греки отринули гипнотическую идею унылого вечного круговорота и застоя;

Эллада — это дерзкий прорыв в неизведанность, к свободе, к полноте бытия и деяния как смысла жизни;

Эллада — это первое «очеловечивание» человека, взгляд на него самого и на весь мир человечески добрым взором (вплоть до протагоровского вызывающего: «Человек — мера всех вещей»);

Эллада — это радостное нетерпение первопроходца, жажда познания, борение духа, неукротимая потребность творчества.

Лучезарная улыбка Эллады запечатлелась навеки в памяти человечества, накрепко «зашифровалась» в его духовном и моральном генетическом фонде.

 

Тысяча триста лет — таковы рамки культуры античности во времени. У истоков ее, как начало начал, — эпос ГОМЕРА, озаряющий ярким светом человечности всю огромную эпоху, давший и почву и пищу ее великой духовной культуре. «Его художественный гений был плавильной печью, через которую грубая руда народных преданий и поэтических песен и отрывков вышла чистым золотом!» (В. Белинский).

Органичное жизнелюбие, земная мудрость, полнокровный оптимизм, героизация лучшего в человеке делают Гомера нашим естественным и надежным соратником в борьбе за нового человека.

Вслушаемся в меднозвучные гекзаметры:

 

Вышла из мрака младая, с перстами пурпурными, Эос…

 

Так и по сей день восходит для людей наше пурпурное светило — бессмертное еще и потому, что когда-то слепой Гомер увидел и услышал его в созвучии, согласии со своим внутренним миром, то есть по-человечески: молодо, свежо и прекрасно.

Гомеровские герои поражают нас своею отвагой, глубоким чувством достоинства и чести, своею нераздвоенностью, цельностью. Нравственная вершина эпоса — Гектор, сын троянского царя Приама. Сколько внутренней силы и убежденности, благородной гордости и достоинства в его ответе брату, предостерегающему Гектора о «дурных предзнаменованиях» в канун битвы с ахейцами:

 

Знаменье лучшее всех —

За отечество храбро сражаться!

 

И далее:

 

Но и без дела погибну, —

Во прах я паду не без славы:

Нечто великое сделаю,

Что и потомки услышат…

 

Поэт утверждает могущество человеческой воли, величие человеческого призвания: сделать то, «что и потомки услышать, во имя отечества, его свободы и славы.

Мрачное величие пирамид было овеществлением идеи деспотизма, возвеличивания земного человека до высоты божества. У греков, и прежде всего у Гомера, наоборот, боги низводятся до уровня людей. Боги «Илиады» и «Одиссеи» «подозрительной человечны — и в добрых поступках, и в дурных своих наклонностях. Самое главное — они не подменяют людей, оставляя им широкое поле инициативы, самостоятельных действий, выбора. Они не подминают людей ни своим всемогуществом, ни своим бессмертием. Более того, они могут даже подарить бессмертие людям, но только лучшим из лучших, достойнейшим из достойных.

Светлый, мажорный мир гомеровских поэм во все века был на солнечной стороне разума и прогресса. К нему за аргументами в пользу человечности, против уродующей человека погони за богатством обращались Руссо и Дидро; А.Н. Радищев был убежден, что люди будут читать Гомера «доколе не истребится род человеческий».

Прикоснись же сердцем, читатель, вслушайся в неторопливые ритмы волшебных гекзаметров «Илиады» и «Одиссеи» — и ты приобщишься к вечности, почерпнешь мудрости, восхитишься красотой, преисполнишься гордости за человечество!

Приметной вехой на дорогах дальних странствий человеческой мечты является поэма «Труды и дни» ГЕСИОДА (конец VIII— начало VIIв. до н. э.). В ней мы находим первую (на древнегреческой почве) литературную версию мифа о «золотом веке», отражающую процессы социального расслоения.

У Гесиода человеческое общество движется к худшему, от «века золотого» — к «железному». Так впервые столкнулись общинно-демократическая мораль с ее приверженностью традициям, обычаям старины — и идея материального прогресса, который нес трудящимся разрыв семейных и дружественных уз, нужду и горе… Сетования по поводу мрачной действительности «железного века» мы будем слышать на протяжении всей последующей истории мысли и искусства — причем также и на другом, аристократическом, полюсе. Но это будут жалобы от богатства, от страха потерять привилегии «красивой» жизни.