Пятница 29.03.2024

Актуальные новости


Новости

Сергей Поспелов

17 Сен, 14:24

Анонсы

Сергей Поспелов: «Я не хочу создавать культ личности»

09. 04. 2014 949

7n3qnG7QC90

Сергей Поспелов, в середине марта возглавивший Росмолодежь, – молодой человек с аккуратной стрижкой и в синем костюме. Видно, что он пока еще осваивается в рабочем кабинете. Стол завален бумагами. Поспелов шутит, что интервью за ним давать неудобно – слишком широкий. За спиной кресла руководителя – огромный, во всю стену, барельеф с изображением человека, похожего на Владимира Путина.

— Некогда у Росмолодежи был руководитель Василий Якеменко, потом был Сергей Белоконев и вот теперь ведомство возглавили вы. Как вам здесь работается?

— Вот, кстати, еще от Якеменко наследство досталось (показывает на барельеф). Есть легенда, что половина лица этого человека изображает Владимира Путина, а вторая половина лица слеплена с Василия Якеменко (смеется).

 

— Наверняка, еще есть легенда, что по ночам эта картина оживает…

— Значит, я не зря попросил ее убрать.

 

— И все-таки при Якеменко Ромолодежь занималась, в основном, политическими проектами, при Белоконеве был объявлен тренд на поддержку социальных и волонтерских проектов, а вы…

— А мы будем системой заниматься. Как показывает мой управленческий опыт, показателем работоспособности системы является ее способность работать вне зависимости от того, кто ей руководит. И, когда схема руководства предполагает непосредственное участие главы ведомства в 90% мероприятий, мне кажется, это не совсем системный подход. Хотя, с другой стороны, стиль управления бывает разный. Но лично мне за две недели работы в агентстве стало ясно, что некоторая систематизация необходима.

 

— Но система предполагает и содержательную сторону. В чем вы ее видите?

— Я бы выразил основную содержательную задачу так: надо уходить от работы по системе «мероприятие-бюджет-спонсор» к системе «бюджет-инвестор». Для меня важен результат, какими бы мы проектами ни занимались. Знакомясь с нынешними проектами Росмолодежи, я по каждому задавал один и тот же вопрос: что он принесет агентству с точки зрения выполнения государственных функций? Если мы тратим бюджетные деньги, надо понимать, какие именно государственные функции мы выполняем как государственное агентство. Мы не должны никого дублировать: ни общественные организации, ни другие министерства, надо заниматься проектами государственного масштаба, решать задачи, которые без нашего участия не могут быть решены. Например, создание общероссийской системы спортивных волонтеров – это достаточно амбициозная цель для федерального агентства, или, например, поддержка инициативы президенты по возвращению сдачи нормативов ГТО. Еще одна задача, которую мы, правда, можем не успеть решить в этом году – это построение вертикали взаимодействия между федеральным центром и региональными комитетами по делам молодежи, учитывая, что их бюджеты могут быть даже больше бюджетов нашего агентства. Например, в Москве на это выделяется 1 млрд, такого нет даже на федеральном уровне. Я, конечно, надеюсь, что нам удастся доказать, что на молодежь надо выделять больше денег, но это предмет дискуссии лишь будущих периодов.

 

— Я правильно вас понимаю, что если в предыдущие годы Росмолодежь занималась продвижением идеологии…

— Проектов.

 

— …То вы хотите, чтобы теперь агентство стало полноценной госструктурой и выполняло администрирующие функции?

— Абсолютно верно. В первом приближении мне функция агентства видится не в проведении мероприятий, как это делалось раньше. Не хочу говорить крамольных вещей, но часто эти мероприятия были ненадлежащего качества, а результативность многих проектов была сомнительной. Важна систематизация подхода. Есть, например, решение, озвученное президентом, – создать по всей стране форумы, аналогичные Селигеру. В прошлом году это впервые воплотили в жизнь, но опять же, на мой взгляд, без системности. Каждый региональный форум проводится сам по себе по принципу «сборной солянки», результат не совсем ясен, и даже возникают конфликтные ситуации по поводу выделения грантов: где-то не тем дали, где-то не дали – по каждой ситуации сейчас разбираемся. С форумами будем делать вот что: мы свяжем региональные лагеря с федеральным. Сперва с сентября по июнь во всех регионах будут проводиться региональные форумы, где «сборная солянка» допустима – это будет своего рода отборочный этап. Следующий этап – федеральные форумы по округам – сейчас их уже девять. Вот этим летом в Крыму пройдет федеральный форум «Таврида», он будет посвящен патриотической и исторической тематике, и нам видится, что каждый из форумов по округам станет тематическим, причем темы будут ротироваться год от года.

 

— Каждый форум будет посвящен тематике одной из смен Селигера?

— Я бы так сказал: каждый форум обретет идентичность. Я понимаю, что всех волнует, будет или не будет Селигер. Я уже отвечал на этот вопрос: Селигер будет, причем не только в этом году, но и впредь. Селигер – это бренд, это уже история, ему скоро 10 лет. Не надо рушить позитивные начинания Росмолодежи предыдущих лет. Это хороший инструмент, который теперь надо распространить на всю Россию.

 

— Раз мы заговорили о Селигере, давайте поговорим и об одной смене, которая всегда пользовалась дурной репутацией и к которой всегда были вопросы. Я говорю о политической смене. Она будет сохранена?

— Мы не можем исключить политику из нашей жизни. Если молодежь интересуется политикой, это надо отразить в нашей работе. Я не считаю, что мы должны навязывать какую-то тематику, нам надо развивать инициативы, которые есть у молодежи. Что касается перегибов, я не успел с ними ознакомиться, и я не вижу причин, чтобы снимать политическую смену. Вы говорите, что она скандальная, а я видел, что там происходят самые бурные баталии по поводу политического будущего страны и что там собираются явные лидеры.

 

— Поговорим о форуме «Таврида». Это будет как «Селигер в Крыму»?

— Ни в коем случае. Селигер – это Селигер, а Таврида – это новый лагерь в системе федеральных лагерей, про которую я уже рассказал. Направленность Тавриды будет историко-патриотической, потому что таков сейчас гражданский запрос. Этот форум, кстати, может стать хорошей площадкой для диалога о национальной идее.

 

— Людей с оппозиционными взглядами будете звать?

— А разве в других форумах люди с оппозиционными взглядами не принимают участие? Как мы можем отбирать людей по их взглядам? В лагерь Таврида приедут, в первую очередь, лидеры различных молодежных движений и организаций, и мы там будем говорить о том, что связано с идеей «большой России».

 

— Что это? Российская империя? Славянский мир?

— Я бы взял шире: это все то, что объединяет в себе интерес к России: язык, культура, все, что выходит за границы России географической. Мы – страна, которая сильна единением. Нас всех объединяет многокультурность, многонациональность, многоязычие. Еще один из вариантов – каждый федеральный округ в Крыму покажет, чем он силен, и представит свой форум, на который они хотели бы пригласить ребят из других регионов. Я четко знаю, что некоторую ревность у губернаторов вызывает то, что они своих ребят посылают на Селигер, при этом они бы лучше поддержали такой форум у себя в федеральном округе.

 

— Если деньги на него выделят федеральные.

— Дело в том, что федеральный округ, думаю, вполне может раз в год для своей молодежи сделать федеральную площадку. Мы не говорим о том, что совсем отказываемся это финансировать, но мы говорим о создании здоровой конкуренции в регионах с точки зрения молодежной политики. Сейчас в оценке работы губернаторов молодежная политика занимает небольшую часть, почти невесомую, в оценке эффективности вузов воспитательная работа и вовсе пропала…

 

— А вы считаете, что эта работа должна учитываться при оценке эффективности вузов?

— Абсолютно

 

— Я вот, наоборот, считаю, что вуз должен давать прежде всего образование, профессиональные знания.

— Я не согласен, что вуз – только место, где человек получает профессиональные знания. Мы видим международную практику, где общественная деятельность и проектная деятельность, которую человек ведет в вузе, ценится часто на том же уровне, что и учебная деятельность. Кроме того, высшее учебное заведение предполагает социализацию, которая так востребована молодежью. Я вот, к примеру, помню, что выбирал вуз, так сказать, еще не вполне сознательно. Вы вот сама по специальности работаете?

 

— Не совсем, но в близкой отрасли.

— А я вот в вузе изучал мировую экономику и был до прошлой недели преподавателем мировой экономики в Государственном университете управления. Как будет график чуть-чуть посвободнее, обязательно вернусь к этой деятельности. Возвращаясь к воспитательной работе, хочу сказать, что она действительно не менее важна, чем собственно учеба. Ведь человек учится, но не может понять, как свои знания применить в реальной жизни, а, занимаясь околоучебными мероприятиями, он сможет найти себя. Более того, я считаю крайне важной составляющей спортивные мероприятия в вузах. За рубежом спорт – это одно из основных увлечений студентов, я не вижу в этом ничего плохого.

 

— Я тоже, но я конкретизирую свой вопрос. Видите ли, лично я опасаюсь, что воспитательная работа в вузах превратится в насаждение определенной идеологии, а люди, которые придерживаются, например, иных взглядов на политику Путина, нежели большинство, учиться не смогут, их будут отчислять. Студентам же вечернего отделения вообще не нужна эта «социализация».

— Давайте, во-первых, конкретизируем: заочники, очники и вечерники – это разные категории, как бы ни говорили, что программы для них одинаковые. Мы сейчас говорим именно про очников. Тут, естественно, могут быть опасения, что воспитательная работа повлечет то, что вы сказали, но, когда она была, она не привела к такому.

 

— Когда она была?

— Все это время воспитательная работа в вузах велась, ее в последнее время ослабили.

 

— Я еще конкретизирую и расскажу о воспитательной работе в моем вузе. Я тогда была в студсовете и однажды, когда велась монетизация льгот, к нам пришел проректор по воспитательной работе и сказал, чтобы мы в субботу – утром, зимой – шли митинговать за Путина. И именно в тот момент я впервые усомнилась в правильности курса, которым идет страна, хотя ранее была аполитична.

— Это не воспитательная работа. Вообще заставить студента сделать что-то в наше время сложно. Я считаю, что надо создать конкурентность внутри вуза со стороны студенческих объединений. Реально ведь сейчас студенческое самоуправление не работает, студенты часто не знают, кто у них возглавляет Студенческий совет, все забюрократизировано. Мы считаем, что нужен переформат. Я предложил уже коллегам в Минобразования мое видение: надо развивать студенческие клубы. У вузов есть деньги, которые им перечисляет ежегодно Минобразования на работу со студентами – так пусть эти кубы конкурируют между собой за эти деньги. Пусть клубы самоорганизовываются, пусть членство в них станет модным и крутым, пусть они сами станут распределителями этих средств. Это – международная практика, и я думаю, что если мы создадим такую среду, то, как сказал премьер-министр, когда меня назначил на этот пост, мы разбудим это спящее царство.

 

— Давайте поговорим о вас. Вы – фигура для федеральной политики новая.

— Не проблема: я тут много про себя интересного прочитал за последние дни.

 

— Меня вот что заинтересовало: в 2003 году вы вступили в «Единую Россию», тогда Вам было всего 23 года. Есть известная фраза Черчилля о том, что «кто в молодости не был революционером, у того нет сердца, но кто к старости не стал консерватором, у того нет мозгов»…

— То есть, я постарел: я себя считаю консерватором…

 

— Почему молодой человек в 23 года, когда ровесники идут на митинги и мечтают разрушить или изменить систему, выбрал быть на стороне власти?

— Мне, во-первых, был интересен электоральный процесс, мне было интересно понять, как эта система работает изнутри. Я вступил в партию и стал наблюдателем на выборах, это был 2003 год, «Единая Россия» была в списке под номером 20 – у меня даже значок такой сохранился «Единая Россия – №20!». Я не был готов идти к коммунистам, потому что помню, как вместе с мамой стоял в очереди в магазин за маслом по талонам или как вставал в 5 утра и ехал в кулинарию, потому что другой возможности купить мясо не было. Коммунисты, таким образом, отпали. А на тот момент «Единая Россия» была единственной системной партией, которая меня, молодого человека, тогда притягивала. В результате я был наблюдателем, а потом в 2004 году уже сам участвовал в муниципальных выборах по моему родному району «Вешняки» (юго-восток Москвы), причем некоторые мои коллеги по ЕР не были рады моему участию: считали, что я слишком молодой и что должен согласовывать все мои действия с партией. А я сказал им, что это мой район, и я не хочу просто бегать и говорить что-то, а хочу делать. На кампанию я потратил около 10 тысяч рублей и выиграл ее, потому что все это время общался с избирателями во дворах, записывал их наказы, ну и кто-то меня уже знал.

 

— Откуда у вас вообще такой интерес к политике? Семья тоже политизирована?

— До сих пор семья не политизирована, и не до конца понимает, где я работаю. По крайней мере, две мои дочки точно не понимают. Мой брат тоже не в политике: он закончил Бауманку, занимается ценными бумагами.

 

— Кто из политиков является для вас ориентиром?

— Много кто, в том числе, неоднозначные люди. Давайте я назову Микояна, я считаю его очень сильным политиком, потому что он умел добиваться своих целей, но оставаться в тени, и при этом был очень компетентным человеком по всем вопросам: от создания пищевой промышленности до урегулирования международных конфликтов. Мне кажется, политик вообще должен быть универсальным человеком и разбираться в разных сферах.

 

— Кто вам предложил занять пост руководителя Росмолодежи? Есть версия, что Вы – человек Тимура Прокопенко (замглавы управления внутренней политики администрации президента, ранее – глава «Молодой гвардии Единой России»).

— Я встречался с премьер-министром Дмитрием Медведевым в рамках рабочей встречи по делам «Молодой гвардии». Он на ней задал мне несколько вопросов по молодежной политике, я ответил. В итоге наше общение вместо предполагаемых пяти минут длилось более получаса. После этого мне предложили стать, скажем так, одним из кандидатов на этот пост.

 

— Вы сами затронули вопрос о том, что в Росмолодежи вам досталось, мягко говоря, непростое наследство.

— Спасибо, что заметили, это не я сказал.

 

— Росмолодежь пользуется, скажем прямо, неоднозначной репутацией, в том числе по расходованию бюджетных денег и проведению странных тендеров, которые выигрывают сплошь друзья руководства Росмолодежи.

– (хлопает по стопке бумаг рядом с собой) Вот эта стопочка вся таким случаям посвящена. Согласен, наследство непростое, но моя команда уже собирается. Есть, конечно, системные проблемы: от низких зарплат сотрудников до проведения уже утвержденных ненужных мероприятий. Я не хочу всю предыдущую деятельность Росмолдоежи осуждать: было много и хорошего. Само создание этого агентства – заслуга предыдущего руководства. Но это не отменяет того, что по итогам прошлого года Росмолодежь заняла последнее место по уровню финансовой дисциплины среди всех госорганов исполнительной власти. Сейчас мы уже пересмотрели много контрактов, которые, к счастью, не успели стартовать. По многим уже, к сожалению, утвержденным и разыгранным на госзакупках мероприятиям мы сейчас проводим пересмотр контрактов, изучаем эффективность расходования средств.

 

— Вы в начале разговора сказали, что хотите убрать портрет за спиной. Какой повесите?

— Да я вообще не хочу создавать культ личности. Я вообще больше всего хочу, чтобы у Росмолодежи появилось бы помещение, где на первом этаже был бы openspace, где люди обменивались бы креативными идеями, а какие-то чиновничьи вещи происходили на втором-третьем этаже. Потому что, если уйти с головой в бюрократию, многие вещи могут пройти незамеченными.

 

 

Винокурова Екатерина (источник: znak.com)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Система Orphus

Важное

Рекомендованное редакцией