Мы с Хемингуэем похожи

Мы с Эрнестом Хемингуэем похожи. Конечно. Он – писатель, я тоже. Он преувеличивал свои заслуги и возможности в прозе и в журналистике, я – их тоже старательно преувеличиваю, гиперболизируя. Он был знаком с множеством известных писателей, журналистов и художников, я тоже общаюсь с немалым количеством известных Омску авторов и общественных деятелей. Неужели я стремлюсь догнать и обогнать этого сильного человека и знаменитого писателя? Жить на полную катушку, как жил он, вкушая сочные плоды? Написать-опубликовать больше качественных вещей, чем уважаемый творец-Хэм? Да, хотелось бы, правда, много воды утекло с тех пор. Упали тиражи и нравы. Измельчал читатель, больше превращаясь в зрителя.

Но – держись, дружище Эрни, омский писатель-учитель и журналист начинает с тобой соревнование!

Почему проза и автобиографические сведения Эрнеста Хемингуэя не дают покоя не только мне? Многие российские и зарубежные авторы стремятся походить именно на старину Эрни, физически развитого мужчину-интеллектуала, продолжающего завораживать поколения истинных ценителей литературы. Читатели и писатели по всему миру создали и создают литературные клубы имени великого американского прозаика Эрнеста Хэмингуэя. Такой существует в Нью-Йорке – я был в нём, когда работал чистильщиком бассейна в крупной компании «Континентал Пулз». Я посещаю подобный творческий клуб в Омске, созданный в одном из университетов, где проводят свои творческие семинары различные организации – от Союза писателей России до клуба любителей шансона и панк-рока. Подобные «посиделки»-паблики размещены в социальной сети «Вконтакте» – их создали любители творчества и учёные, защитившие по Хемингуэю диссертацию.

На кого можно походить писателю, если не на Эрнеста Хемингуэя, крепкого и спортивного мужчину, переполненного чувством собственного достоинства? Лично мне хотелось бы в чём-то походить на мощного и плодовитого писателя, способного затмить творчеством и общением всех, кто его читает, и кто тогда находился рядом с ним. Эрнест Хемингуэй был одновременно привлекательным, статным и талантливым человеком. Он и общался с похожими на себя людьми – писателями и спортсменами. Чего нельзя сказать о современных авторах: если человек – талантливый автор, то слабак скорее всего физически, а если показывает не дюжие возможности мышц и силу, то он вряд ли замечательно складывает слова письменно и печатает книги и рассказы в журналах.

Но – я-то спортсмен и школьный учитель. Я сложен неплохо, как Эрнест Хемингуэй, правда, не вышел ростом и бокс недолюбливаю, хотя могу на обозрение толпы боксировать грушу в спортивном зале, надев огромные боксёрские перчатки. Могу кричать, как Брюс Ли:

– Ки-ия!

Эх, если бы мне родиться лет сто назад и в Америке, писать-публиковаться примерно также – плодовито, как Эрнест и его друзья: Фицджеральд, Элиот и Дос Пасос. Не было бы между нами расстояния и времени…

Расстояние, как понятие и ощущение, стирается – с возникновением интернета и социальной сети. А публикация перестаёт быть таинством: серьёзный текст от слабенького отличается разве что количеством просмотров и комментариев. Сейчас публикация даже гениального текста не даёт современному писателю ощущения истинности своего творчества. Отслеживая увлекательные тексты в интернете, и неустанно закачивая их в электронную книгу, я всё равно не вижу, насколько современный писатель творчески реализован. Это из-за того, что я не знаю, сколько он зарабатывает благодаря своим текстам или похвалам в его сторону.

Читая автобиографические сведения об Эрнесте Хемингуэе, написанными двумя разными людьми, я отмечаю, что этот человек переживал за многое, связанное с выходом его новых произведений. Признаться, я тоже переживаю, когда отправляю свои работы по электронной почте. Мне иногда не даёт покоя мысль, что кому-то они могут не понравиться. Я будто не осознаю, что могу не быть писателем своего времени, который радует и завораживает народ.

Мне бы эту грандиозную толику таланта и усидчивость, как у великого американского писателя Хэма, я бы не посрамил родную страну и родственников. Но я школьный учитель английского языка и журналистом, как Эрнест Хемингуэй, работал не слишком долго. Не был я корреспондентом в горячей точке, и в Париже мне пока что не доводилось публиковать статьи. Мне бы рвение старины Хэма в другие города и страны – сколько бы я принёс впечатлений и описал бы их красочно!? Рассказал бы в диалогах, как Джон Стейнбек, или в пейзажах – как Иван Бунин. Но я кочую, как бродяга-номад, из одного кабинета школы в другой, а на выходных останавливаюсь в ближайшем баре – ради того, чтобы наяву, а не в интернете поболтать со старыми друзьями, свободными в это время от надзора жены и ответственности за детей.

Признаться, светлые мысли-рассуждения в голову лезут реже, рано утром, когда я еду на работу и рассматриваю сонные и мрачноватые лица пассажиров в общественном транспорте. Мне кажется, что пассажиры изучают меня также пристально, как я вглядываюсь в их лица и стараюсь угадать, о чём они думают и переживают: не похожие ли у нас проблемы? Причём мой настрой на работу, по-моему, отличается от них порядком. Такое ощущение, что я отбываю удовольствие на работе, а они – дали присягу господину, который им не нравится. Но мы оба служим начальству верой и правдой как рыцари или как писатели и журналисты – слову!

– Драсьте! – кто-то беззаботно и лихо бросает в меня – точно комочек тополиного пуха.

Я вдруг вижу напротив себя славную девчушку, знакомую до боли. Это второклассница. Она заходит в автобус и проезжает несколько остановок до школы, где я работаю, а она учится. Эта маленькая и худенькая девочка в серой куртке и малиново-зелёной шапке улыбается так широко и добродушно, словно она выходит не на трудную учёбу – грызть гранит науки, а на летние каникулы – бегать, смеяться и весело шутить.

– Доброе утро, – произношу в ответ, как если бы из меня вытянули слово силой. – В школу едешь?

– Ага, а вы? – с неприкрытым интересом продолжает она общение со мной, а я краем взгляда наблюдаю выросшую к нам силу внимания с передних мест.

– Я тоже, – пожимаю плечами, улыбаясь, заразившись её эмоциями.

– У нас сегодня первый урок, говорят, вы самый добрый и лучший учитель английского языка в нашей школе! – объясняет она по-прежнему звонко и радостно.

– Наверное, – снова я пожимаю плечами. – Тебе нравится английский?

– Конечно, это мой любимый урок!

Так искренно мог ответить лишь ребёнок, причём ни разу на этом уроке не побывавший, а только увидевший и пообщавшийся со мной. 

Надо сказать-признаться, за что меня любят и гораздо более взрослые ученики: я с ними играю регулярно. Играю по-разному, устраивая командные соревнования, как было у меня в школе, когда английский язык начался также со второго класса. Учение лучше доходит и впитывается в мозг, как вода в губку, если вы играете с детьми, придумывая игры на скорость-сообразительность сами, или заимствуете их из методической литературы. До тех пор пока учителя не перестанет тревожить результативность его работы, до той поры он будет думать, что многие ученики его не воспринимают – об этом я увлечённо прочитал в дорогой брошюре, у современного омского учёного-филолога – члена Союза писателей России.

Урок – это всегда таинство. Как и общение с детьми, когда ты остаёшься с ними в коридоре после звонка, скажем, дожидаться классного руководителя, которая забрала ключ с вахты и почему-то забыла открыть кабинет вовремя. Некоторые дети жаждут общения с учителем постоянно. Необязательно со мной, а вообще – дети жаждут узнать об увлечениях педагога творчеством или чтением, просмотром чего-то оригинального, что знают они.

Когда я долго молчу, находясь в детском коллективе, они начинают придумывать, строя догадки, что у меня случилось. Наверное, из владельцев самых чудных и замысловатых выдумок вырастут писатели, как я, которые попытаются себя сравнить с Эрнестом Хемингуэем!? В глазах детей начальной школы я – глыба с нескончаемым ресурсом-потоком знаний. Если смотрю на них сверху вниз и молчаливо, то я даже круче, чем великий американский писатель Хэм, представляете? Некоторые думают, что я владею сверх способностями и читаю их мысли, как директор школы для одарённых детей и самый умный персонаж из фильма «Люди-X» Чарльз Ксавьер?

– Виктор Витальевич, простите, это не я взял мел, это Миша! – испуганно оправдывается Стёпа. – Миша, где мел?.. С подставки?

Миша начинает судорожно рыться в портфеле.

– Я не специально, Виктор Витальевич, – делает круглые глаза Алина. – Варя толкнула меня, я уронила цветочный горшок. Мы быстро подняли его, но увидели, что он треснул. Повернули трещиной к окну, чтобы никто не узнал.

– Ага, ага, – лишь бросаю я в ответ беспристрастно, как главный герой отличного романа «Осень Патриарха» Г. Маркеса.

Урок уроком, но не всегда учитель напряжённо выдаёт материал, как если бы он превратился в двигатель или робота. Остаётся минут пять до конца урока, а задания в печатной тетради вроде сделаны, я могу присесть за учительский стол и помечтать под тихое шуршание расслабленных пятиклассников. Могу незаметно открыть электронную читалку «Покетбук», слегка прикрыв её учебником, немного почитать автобиографические исследования жизни и творчества Хемингуэя.

– Ого, Эрни, как ты пробежал 150 ярдов с раненным на плечах в Первую Мировую?.. – удивляюсь я вслух этакому преувеличению. – Ты, видать, здоровенный мужик, бро!

И потом я, наконец, вычитываю, что Эрнест лишь литературно обработал свой подвиг – когда работал корреспондентом в «Красном Кресте»!

– Виктор Витальевич, а это правда, что вы поднимаете 200 килограмм на жиме лёжа? – выясняет один любознательный ученик, который видел мои фотографии в социальной сети, когда я также выдумал груз на штанге.

Я делаю вид, что не слышу паренька, продолжаю читать дальше.

– Конечно, правда, Антоха, – искренно удивляется болтливая, но добрая Саша. – Виктор Витальевич у нас силач, он писатель, журналист и столько пересмотрел аниме и сериалов, что никому столько не посмотреть и не сделать отзывов!

Ага, дети мои пиар-менеджеры и виднейшие маркетологи. Опубликуй любой пост – они его добросовестно прочтут, поверят и расскажут всем. Любая информация станет слухом и легендой об учителе и писателе, способном поднять слона, преодолеть скорость света-звука и вылечить любой недуг.

– Просто!.. – я произношу значительно, отрываясь от электронной книги, внимательно оглядываю притихших и улыбчивых детей. – Я… легенда!   

– У-ура-а! Виктор Витальевич – легенда! – то ли льстят мне дети, то ли действительно радуются за меня, но мне приятно.

Заходит к нам в кабинет их классный руководитель – строгая до жути женщина лет пятидесяти пяти. Один её пристально-лиловый взгляд – точно убивает двоечника как немца – советский снайпер Василий Зайцев в американском боевике «Враг у ворот».

– Я слышала какой-то шум за дверями, – констатирует она серьёзно, продолжая сканировать детей на вшивость и недоговорки. Её сканер определённо мощнее, чем мой. Она – мутант и «людь-икс» уровнем выше, чем я! Как будто ей послышалось и шума не может быть. Почему? Потому что шума не может быть никогда на уроке!

– Не-ет, Светлана Ивановна, никакого шума, мы работаем! Вот… – честно обманывает Алина, поднимая раскрытую печатную тетрадь. Надо отдать ей должное, что обмануть тоже надо уметь, между прочим, как и умело списать у соседа, спрятать шпаргалку и выглядеть свято. 

Теперь Светлана Ивановна глядит неотрывно на меня, проникая в мою крепкую черепную коробку, и выуживая необходимую информацию неумолимо и с издёвкой, как советский солдат на допросе у фашистов в «Судьбе человека» М. Шолохова.

 Я молчу. И поднимаюсь, складывая свои учительские пожитки в прозрачную папку, когда звенит звонок.

Но дети отнюдь не ангелочки: иногда они затаивают на вас злобу и вынашивают план мести. Я ставлю нескольким ребятам-семиклассникам «двойки» в «Дневник.ру» за плохое поведение, а потом, на следующий день, нахожу, к чему придраться, чтобы оценки были за невыполненное задание. Учителя так делают часто, чтобы к ним невозможно было подкопаться! Как мне отомстили? Хотели побить!

Я сижу в своём кабинете в сумерках – из-за одного нерабочего ряда ламп. Мечтаю о конце рабочего дня и тайном походе в бар, где у меня будет свидание с приятной на лицо немолодой редакторшей. У меня окно – нет урока, то есть. Открывается дверь, и быстро заходят пять знакомых человек: два мальчика и три девочки. Они глядят на меня враждебно, как дьяволята. Недобро сверкают их глаза, а тень лежит на лице как печать гнева. Надо сказать, что дети не скрывают своих чувств, поэтому их настроение легко распознать.

– Виктор Витальевич, – обращается ко мне холодно и навязчиво самая высокая и крупная семиклассница. – Почему вы нам поставили «двойки»? Мы вас сейчас побьём!

Первые две секунды я действительно воображаю, как вскакиваю со стула и начинаю защищаться, используя боксёрский приём самообороны «коробка», чтобы не попали в лицо. Два мальчика выглядят отчаянно и стоят крепко на ногах, словно готовы напасть, но что-то им мешает. Рассеянность и нарастающая нерешительность, похоже! Они не решаются подойти к моему столу, делают вид, что осматривают помещение. Наверняка ждут приказа болтливой начальницы – будто деградировавшей леди Интегры из аниме «Хелсинг», где могущественный вампир Алукард выполняет приказы смертной женщины.

Я не ожидаю нападения, честно говоря, но испытал смутную тревогу. Я отвечаю им тихо и ласково:

– Сегодня ребят выполните работу – исправлю ту оценку на хорошую и ещё одну поставлю! В «Дневнике.ру» исправляется легко.

– Хорошо!

– Ладно!

Нежданный отряд «спешл форс» соглашается приложить усилия, чтобы поправить положение. Ребята покидают кабинет, а я на всякий случай спрашиваю:

– Правда, хотели меня побить – самого доброго учителя-писателя на планете?

– Да, – отводя взгляд, смягчившись, отвечает леди Интегра – Ира; она, конечно, частенько болтает на уроке и громче всех смеётся, но такого ответа я не предугадал.

– Не-ет, Виктор Витальевич, – пожимает плечами Иван, здоровенький парень со шрамом на лбу как Эрнеста Хемингуэя, любитель рок-музыки. – Ира позвала нас спросить и решила напугать, наверное.

Настроение детей меняется, как запросы у Мэрилин Монро в голливудском художественном фильме «Блондинка», снятым современным голливудским режиссёром. Имея дело с неожиданно рассерчавшими детьми, приходится ориентироваться на местности, так сказать, просчитывая ходы тактически, как если играешь в видеоигру жанра RPG – «Последняя фантазия 7» или «Дыхание огня 4».

Некоторые дети не отступаются от своих желаний, как настоящий писатель не бросает творчество. Не отступаются они, чувствуя сомнительную угрозу.

На меня вешается шестиклассница, представляете? Тринадцатилетняя прыщавая Маринка! Как видит в коридоре или в кабинете, исступлённо кричит, бежит и обнимает, не отходя ни на шаг, тискает, словно плюшевую игрушку. Замечая её, я стремлюсь уйти быстрым шагом или убежать. Эта девчонка из неблагополучной семьи – папы у неё нет, а мама, приличная женщина на вид, работает продавщицей мороженого и появляется в школе, когда её дочку вызывают на педагогический совет.

Маринка мало что делает на уроке – в основном пропадает в мобильном телефоне и ставит мне «лайки», пишет комментарии на свежих заметках «Вконтакте». Делает репосты моих видео с канала на «Ютюбе». Но последнее время она и это забывает делать, как видит меня. Вместе с похожей на неё поведением одноклассницей они караулят меня около кабинета и не дают прохода как вульгарные девицы. Одна ведёт себя хуже другой, предъявляя на меня права, как жена на мужа.

– Марина, мне, блин, 35 лет! – кричу я специально громко, чтобы привлечь внимания общественности в лицах приличных детей из разных классов и пристыдить её. – А ты носишься за мной как за пацаном каким-то! Найди себе парня по возрасту!

– Ну и что, Виктор Витальевич, я вас очень люблю! – она говорит это совершенно искренне, без смеха и фальшивой мимики. – Я хочу выйти за вас замуж и обнимать каждый день!

Выворачивая из-за угла, я сначала слышу весёлый хохот со стороны – это привычные наблюдатели – учащиеся шестых-седьмых классов на второй смене, а потом преодолеваю стометровку до своего кабинета как олимпийский чемпион – за невероятно короткое время.

Скоро погоню двух взбалмошных девчонок за мной будут снимать на мобильный и выкладывать в сеть, чтобы посмеяться, наверное. Или скомпрометировать, удивив подписчиков!

Ладно, я сдаюсь. Приглашаю Маринку и её подругу Ольгу к себе в кабинет на перемене – точнее они сами заходят и вальяжно гуляют возле учительского стола, пока я листаю методическую литературу или пью кофе.

– Виктор Витальевич, когда вы сделаете мне предложение? – требует Маринка, широко улыбаясь, блестя глазами. – Пригласим на нашу свадьбу физрука Геннадия Анатольевича – Оля его любит!?

Я делаю вид, что сильно занят и ничего не слышу, тогда Маринка подходит вплотную и встряхивает меня за плечи, пытаясь расположиться у меня на коленях. Ольга с упоением наблюдает за этой картиной: как я движением не резким, но решительным отстраняю девчонку.

– Марина, тебе надо, чтобы меня посадили за растление малолетней? – объясняю я терпеливо. Девочка меня не слышит – лишь наслаждается звуком моего расстроенного голоса. – Вон спроси у Ольги, сколько людей сидит в тюрьмах, которые приставали к малолеткам?

– Тут я к вам пристаю, Виктор Витальевич, вы мне очень нужны! Вы мой папа и мой муж! – по-прежнему искренно и доходчиво объясняет Маринка. – Вы моя игрушка! Я хочу вас! Она всё-таки продолжает смотреть на меня большими и преданными глазами, не отходит, как Оля, к доске, чтобы нарисовать там сердечко.

– Пристаёшь ты, а посадят – меня! – разъясняю я громко, кричу ненароком, от безысходности.

Что делать? Жаловаться классному руководителю? Психологу? Социальному педагогу? Заместителю директора? Нелепо!

– Подумай, что будет со мной, если ты продолжишь меня домогаться, Марина? – прошу, призывая к здравомыслию. – Тебе объяснит наша учительница по истории – она юрист по второму образованию. Меня, минимум, попросят из школы, а твоим родителям – выпишут штраф. Хотя, наверное, тебе ничего не будет! И штрафа никакого не будет родным! Нам, учителям, рассказывали об этом на курсах повышения квалификации в ИРООО! Сколько здравых мужчин-учителей страдает от любви к малолеткам! Потом они никогда не смогут работать в школе!

– Нет, я не хочу ничего слышать! – кидает Марина, всплёскивая руками, как ластами, тюлень. Её прыщи на лоснящемся лбу и щеках наливаются кровью, багровеют, готовые извергнуться как вулканы. – Что будет с вами, Виктор Витальевич? Я вас всё равно найду, я знаю, где вас искать! Я все ваши видео смотрю и читаю посты «ВК»! – допытывается она. Её красное широкое лицо сияет от удовольствия. – Я знаю пары: он – старше, она – намного младше. Будем встречаться тайно! Никто не узнает. Оля никому не скажет. Я ей не рассказываю!

– Маринка, ты дура прыщавая! – отмахивается Оля и смеётся пронзительно, наверное, представляя нашу глупую тайную пару. Оля не глядит в нашу сторону, аккуратно вырисовывая третье сердечко и раскрашивая его красным кусочком мела. – Про меня вы не забудьте только!? Я думала, что буду у вас домработницей или вашей дочкой. Усыновите меня, ладно, мама и папа? Ой, то есть удочерите… Это мило, правда!

С интересом к нашему трио я справляюсь легко в их классе – даю больше заданий и не позволяю задавать вопросы не по делу. А вот с интересом к нам в других классах, где я не веду, приходится труднее – это дети, которые наблюдают мой побег в кабинет, где я закрываюсь на замок. Вдруг наша игра перейдёт границу? Боже упаси!    

Интерес ко мне этой девочки проходит сам собой – через некоторое время. Мне не нужно было угрожать ей миллионом плохих оценок, вторым годом обучения или воспитательной колонией для малолетних, где работала моя бабушка, кстати, преподавая биологию и географию. С приходом в класс одного ученика дополнительно произошло разделение на подгруппы, и Марина попала к жёсткой тёте-методистке, которая пресекает любое инакомыслие. Урок у неё похож на сюжет японского фильма «Королевская битва», где выживает только умнейший и сильнейший. Рот открыть или тем более повиснуть на мальчике – запрещается под грифом «пойдёшь к директору!». Да, наша методистка по английскому языку – тётка мощная и рослая, возрастная. Одним взглядом воспитывает чувства юных сердец!

Здорово, когда выходит перевести дух в педагогическом коллективе – в учительской, где попьёшь чай, поешь печенье, расслабишься и мирно пообщаешься. Наш коллектив особенный, некоторые педагогические кадры остаются на взводе и на отдыхе: стараются над вами подшутить, подстегнув себя на непроизвольные махи руками и бурную мозговую деятельность. После шести уроков лично мне хочется передохнуть. Выпить чашечку пахучего кофе «3-в-1», съесть несколько эклеров и разгрузить мозг очередным чтением хотя бы автобиографических сведений того же Эрнеста Хемингуэя. Но не позволяет расслабиться Евгения Александровна, учитель математики. Вредный девятый класс так «натролит» её, беднягу, что она не перестаёт делать замечания коллегам, находясь и вне урока.

– Что ты пишешь, товарищ Власов? – заходя в учительскую, бросает она в меня рассержено, словно пучок сухой листвы. – Кто тебе зубы сломал, Хемингуэй ты наш? Ты целый месяц молчал – был на больничном!?

Евгения Александровна – любительница играть на публику. Ей нездоровится, похоже, если она не ткнёт коллегу острым словцом. Вот нравится ей заводить интеллигентного соседа на отдыхе! Иногда мне трудно собраться с мыслями, оторвавшись от ладного текста, в который погружаешься с головой. Противостоишь порой пытливым детям и никак, признаться, не ожидаешь нападок от коллеги по педагогическому цеху!

Посторонние разговоры прекращаются. Не слышно и шепотков. В учительской воцаряется тишина. Вернувшимся с первой смены коллегам интересно, чем завершится наше общение.

– Евгения Александровна, – проговариваю я безмятежно, не отвлекаясь на неё. Моё лицо принимает мечтательное выражение, но я стараюсь держать себя в руках. – Вы могли прочитать об этом не из моих заметок в социальной сети, а только в крупной публикации на портале газеты «Литературная Россия», а потом со ссылкой на источник – на портале глянцевого журнала «Наша молодёжь»! Значит, вы меня читаете? Признаёте во мне писателя? Да писателя не простого? Автора повести о Японии «Красный лотос» и путевых заметок в США «По ту сторону неба»!

Евгения Александровна замолкает, наверняка деланно улыбаясь – правильно, что я по-прежнему не смотрю на неё, а лишь представляю её лицо, чтобы затем написать об этом в новом рассказе. По-моему, её душит бессильная ярость. Она не знает, что ответить. Засела в её рыжей голове мысль о мести и гудит, как неотвязный слепень.

– Да что ты говоришь, Власов! – она смеётся, но получается не от души. Я победил!

Её любопытство ко мне вскоре притупляется – на долгое время.

Ни с кем не хочется воевать ни под каким соусом, простите. Разве что выступать на телешоу, как это делает писатель и журналист Дмитрий Быков или Михаил Веллер, разумеется до того момента, пока они не предали родную страну, наговорив гадостей на деятельность государственного аппарата РФ.

Я иду по улице поздно вечером в центре Омска – директор отпустил меня с работы, чтобы я сделал интервью с учёным и заслуженным учителем РФ Владимиром Ивановичем Гамом, бывшим директором Департамента Образования Администрации г. Омска.  Рассматривая подсвеченные неоном вывески дорогих баров, я никуда не сворачиваю – пропадаю в мягком сумбуре мыслей обыкновенного творческого человека.

– Витя! – тепло обращается ко мне какой-то человек.

Я поворачиваюсь и вижу Виктора Соломоновича Вайнермана – тогда директора музея им. Ф.М. Достоевского, члена Союза российских писателей. Именно этот публицист и учёный-краевед постоянно критикует меня на литературных собраниях, исправляя в моих рукописях ошибки яро, как учитель чиркает красной пастой у заядлого неуспевающего в тетради. Именно этот зловредный человечище в дорогом замшевом пиджаке утверждает, что я не писатель и мне нельзя жаловать никакие премии, звания и титулы.

Выяснилось, что я дошёл до остановки им. Рабиновича, где ожидает автобуса домой великовозрастный коллега по писательскому цеху.

– Ого! – восхищаюсь я случаем. – Давненько вас не видел, тёзка! Добрый вечер, чувак!

– Витя, ты меня прости, пожалуйста, – состроив виноватое лицо, просит Виктор Соломонович. – Я критикую твои труды не специально, а чтобы ты морально креп, как Эрнест Хемингуэй, например, он ведь тоже не любил, когда его критиковали, и воевал с критиками, хотя критика это намного лучше, чем похвала. Критика привлекает к себе в три раза больше внимания, чем заметка похвалы, многие думают, что любая похвала – это заказное дело! Я – за тебя, Вить. Ты – писатель и учитель. Слушай нас да не слушайся! Это тебе ещё председатель СРП Александр Лейфер говорил на семинаре, Царствием ему Небесное!

Пожав руку этому душевному человеку, я получил приглашение в музей Достоевского на какое-то ближайшее чаепитие, где будут презентовать новый коллективный сборник стихов.

– Будет колбаса, копчёное мясо, а после мероприятия – вяленая рыба с пивом! – объявляет Виктор Соломонович эпохально, поднимая руки как для сдачи в плен, подчёркивая тоном голоса значимость приглашения.

Встреча с писателем-коллегой поднимает мне настроение на высокую отметку. Я с удивительным интересом рассматриваю окружающих людей, спешащих на автобус, домой. Но сам не тороплюсь – пройдусь подольше по вечернему городу, ближе к району Нефтяники, развеюсь, поразмыслю над тем, что значат критики и трудности в нашей жизни. Я подышу свежим и прохладным сибирским воздухом, чтобы голова стала светлее, а мысли, образы свежее и насыщеннее. Чтобы я ощутил вкус к жизни и увидел, насколько мне важно радоваться дальше, работать и творить, рассказывая людям о своих чувствах и мыслях, догоняя и ровняясь с творчески сильными умами мира и его окрестностей!

P.S. Некоторые вещи я действительно приукрашиваю, преувеличиваю как это делал великолепный американский прозаик Эрнест Хемингуэй, поэтому если вы захотели насолить мне, на что-то пожаловаться в тексте, сопоставив это с реалиями и профессионализмом моей работы, то знайте: любые совпадения являются случайностью, а кое-какие герои скорее всего вымышлены!

Виктор Власов, источник