В советское время писателям вменялось встречаться с трудовыми коллективами, студентами, школьниками, военными и даже с заключенными. На встречах с читателями-школьниками меня часто спрашивали о детстве, и я с удовольствием рассказывал о пионерских лагерях, в которых бывал всегда по два срока.
На встречах со школьниками и студентами я всегда просил их никогда не давать списывать уроки двоечникам. Уверял, что с их помощью двоечники обязательно займут в жизни места более образованных и умных людей, т.е. ваше место. И за свое двоечное прошлое всю жизнь будут унижать вас, мешать вашему росту. У меня допытывались — наверное, у вас там была железная дисциплина, вас с утра до вечера муштровали на плацу под барабанную дробь со знаменами в руках? То, что я им рассказывал, удивляло и вызывало у них восторг. У нас было столько свободы, что и представить невозможно. Может быть, отчасти оттого, что пионерские лагеря были делом новым, не было опыта, инструкций, узаконенных правил поведения — как, почему, зачем. Да и чиновников при Сталине было поменьше.
Когда я слышу слово «чиновник», всегда вспоминаю Федора Михайловича Достоевского, который еще 150 лет назад сказал: «Умножение чиновников, в сущности, составляет все наши реформы». Пророк, да и только! После развала СССР отсоединились пятнадцать союзных республик, а чиновников в сегодняшней России стало вдруг вдвое больше, чем в Советском Союзе. А ведь СССР мы все, да и я сам, считали самой бюрократической страной в мире. Оказывается, действительно, все познается в сравнении. Что имеем — не храним, потерявши — плачем. Это о нас, горемыках.
Тут уместна еще одна история, на нее и власть, да и сам народ в равнодушии не среагировал. А зря. Пожар начинается с окурка, от искры. Кто-то может подумать, что у нас в России только в МГУ учатся неграмотные, но есть примеры куда печальнее и масштабнее. В МГУ, думаю, когда-нибудь наведут порядок. Но я хорошо представляю, как и кто обучает в высшей школе в Козлодуеве, Мышкине, многих и многих небольших городах.
Теперь университеты, институты, академии открыты повсюду, а их филиалы, со всеми правами выдачи дипломов, широко распахнули двери даже в селах, аулах, райцентрах, станицах. Есть филиал одного вуза в станице Вешенской, на родине М.А. Шолохова. Не верите? Понимаю, но придется поверить, от фактов никуда не денешься. По центральному телевидению несколько раз показывали сюжет с ростовского базара, где торговцы картошкой, помидорами, грузчики, базарные охранники, заведующие весами, подметальщики показывали свои дипломы о высшем образовании и, не таясь, не скрывая фамилий, рассказывали, как они «учились» в институте. А точнее, сколько они платили за каждый семестр и за все пять лет обучения, но никогда ни разу не видели в глаза ни одного преподавателя. Пыхтели за компьютерами только шустрые аферисты от науки, день и ночь печатали документацию, протоколы экзаменов, которые никогда не проводились.
«Отношение государства к учителю — это государственная политика, которая свидетельствует либо о силе государства, либо о его слабости». Отто фон Бисмарк
Дипломированные продавцы ростовского базара как раз оказались выпускниками Вешенского филиала Ростовского вуза. Узнал бы об этом Михаил Александрович Шолохов — в гробу бы перевернулся. Куда смотрели чиновники от образования? Внедряли ЕГЭ, чтобы мошенникам в Ростове и повсюду в России легче было окучивать неграмотную молодежь? Я ожидал продолжения сюжета по ЦТ, следил, когда же закроют хотя бы одно учебное заведение, работавшее по принципу Остапа Бендера — не дождался. Зато понял, что институты и университеты только множатся, умножая печаль грядущих поколений. Да, современное российское образование еще ждет своего Гоголя и Салтыкова-Щедрина. Сейчас «потемкинские деревни» времен императрицы Екатерины Второй вызывают лишь улыбки, а нынешние чиновники уже столкнули образование России в пропасть, как заявила А. Николаева.
Тут многие читатели могут подсказать, что ведают еще более короткий и дешевый путь получения дипломов. Кто ж его сегодня не знает? Чуть ли не на другой день после развала СССР, в Москве в метро можно было приобрести и даже заказать на любой вкус диплом. Ныне такими предложениями заполнили весь Интернет. Теперь зараза охватила всю Россию, от края до края. В любом заштатном городишке на базаре или у входа в супермаркет можно без хлопот приобрести «корочки» и к ним заиметь документы на любое научное звание: хоть доктора наук, хоть академика. И это делается на глазах у двух миллионов милиционеров, у десятков спецслужб, работников юстиции, суда, прокуратуры, которых тоже за сотни тысяч зашкаливает. Хоть снова неподкупных опричников при Кремле заводи. Только где Ивана Грозного, беспощадного к казнокрадам, взять? Понятно, что без «крышевания» ни в Москве, ни в Воронеже не поторгуешь, ведь их продукция — опаснее героина, подрывает основы существования России. Может, и наши инновационные планы на липовые дипломы и на фальшивых докторов и академиков рассчитаны? Не знаю, планы власти для нас, холопов, тайна велика есть.
Надо признать, что проблема образования в России, в разное время и в разных формах, существовала всегда. Гибельные для российской империи перемены, как ни парадоксально слышать, начались с образования. Спустя 15–20 лет после отмены крепостного права либеральная интеллигенция потребовала от властей открыть шире доступ к высшему образованию людям из низов, тем самым разночинцам и народовольцам, уже давно рвавшимся к дипломам университетов. Власть, под давлением общественности, пошла навстречу либералам. Тогда, в конце XIX века, в России появилось несметное количество студентов, жаждавших знаний и нового положения в общественной жизни. С 1890 по 1913 год, вплоть до Первой мировой войны, Россия развивалась стремительными темпами, примерно, как сегодня Китай, приращивая ВВП страны ежегодно на 12–14%. Но как бы бурно ни развивалась Россия, рабочих мест для такого огромного, исторически непредвиденного и необоснованного количества дипломированных специалистов катастрофически не хватало. И проблема лишних людей с хорошим образованием росла по всей империи с каждым годом — от Петербурга до Владивостока. Чем это кончилось, понятно всем — революцией и гибелью самой Российской империи. Но это так, поверхностно, штрихами, для понимания проблем образования в разные этапы истории. Об этом для интересующихся написаны тысячи и тысячи страниц. Отдадим должное образованию в Российской империи — дураков, неучей с дипломами Россия не выпускала. Те выпускники были во много крат образованнее, культурнее, эрудированнее нынешних.
Сегодня, когда я слышу, что 90 процентов выпускников российских школ поступили в институты, меня охватывает ужас. Я спрашиваю у себя (ведь до Медведева, Путина, Фурсенко мне далеко, как до звезды) — зачем? И даже теоретически не знаю ответа. Я знаю, чадолюбивые родители круглых троечников, которые при минимальной требовательности в школе оказались бы круглыми двоечниками, тут же мне резко бы возразили — а вот на Западе ведь тоже высок процент поступающих в университет. Да, абсолютно верно, поступают многие. Но есть одна не фиксируемая в России графа образования. На Западе поступить в университет — не означает получить диплом. Там заканчивают университет и получают дипломы только 60–63 процента поступивших. Западный университет никогда ни за какие деньги, ни за какие девичьи формы и прелести не выдаст диплом. Вот где собака зарыта. Дураков отсекают на всем пути обучения. У нас же в России кругом лукавая и приукрашенная статистика. Даже замужних женщин во всех переписях всегда оказывается на 25–30 процентов больше, чем женатых мужчин. У нас, не сомневайтесь, тысяча студентов поступила, а тысяча сто получили дипломы. Приняли дурака, дураком и выпустят, только с дипломом и правом на руководящую должность. Как говорят в Одессе: «Почувствуйте разницу». Оттого ни нам, ни нашим дипломам даже в Африке доверия нет.
Начиная с 50-х годов XX века, в стране лет тридцать активно работали вечерние школы, которые еще назывались школами рабочей молодежи. Эти школы пополнялись за счет тех, кто после семилетки шел работать, но хотел иметь среднее образование. Аттестаты вечерних школ давали право на поступление в вузы. Жаль не могу назвать, сколько выпускников подобных школ поступили и закончили институты. Но в мое время этот путь проделали миллионы и миллионы. Вечерние школы были организованы для тех, кто действительно хотел получить среднее образование и мечтал учиться дальше. У этих людей была неподдельная тяга к знаниям, диплом «для замужества» тогда еще не требовался и от армии не «косили». Наверное, нетрудно представить, сколько рабочих рук получило государство за счет вечерних школ, вечерних и заочных институтов. Сейчас молодежь заканчивает школу в 18–19 лет, когда их уже трудно научить какой-нибудь профессии, ремеслу. Большинство из них тайно мечтает по Фонвизину: «Не хочу учиться, а хочу жениться!». Оттого они все метят в чиновники, хотя знают, как тех ненавидит народ, но понимают, что для иного большого дела они не пригодны.
Кто-то, читая эти строки, скажет — злой старик! Да уж — не из добреньких. Добренькие сделали молодых дебилами, которые не могут написать друг другу «люблю». И мальчики, и девочки пишут «лублу», показывали мне учителя эти «лублу» не раз.
В молодые годы я десять лет был председателем родительского комитета класса, и девять лет из них параллельно — председателем родительского комитета школы. Когда мой сын заканчивал школу, педагоги горевали, что у меня один сын. А школа была не простая — экспериментальная, с конкурсом учеников в первый класс, с отчислением за неуспеваемость и плохую дисциплину, с углубленным изучением английского языка. В нее и преподаватели попадали тоже по конкурсу, самые лучшие. За эти девять лет я девять раз видел, как проходят выпускные экзамены. Родительский комитет школы всегда привлекался к их проведению, ведь письменные экзамены длились по шесть часов, нужно было организовать детям и легкое питание, и чай, и медицинская помощь часто требовалась.
Помню, в те годы я как-то в компании, где речь шла о школьном образовании, сказал примерно так — будь моя воля, у меня бы в девятый класс никогда не прошло бы больше 20–25 процентов учеников. Остальным, на мой взгляд, дорога только в средне -технические учебные заведения и профессиональные училища. Какой шум поднялся за столом, одна дама даже назвала меня извергом. Заставили меня прояснить ситуацию. Я сказал, что существует болезнь — дислексия, от нее на земле страдают 7–12 процентов детей, они не могут полноценно учиться. Есть даже королевские дома в Европе, где дети страдают дислексией. Этот факт несколько погасил пыл за столом. Дальше я отметил, что есть дети, которым не дано даже на «тройку» знать математику, физику, химию, русский язык — своей «тройкой» эти ученики обязаны только закону о всеобщем среднем образовании. Пояснил, что именно этот контингент составляет как раз те 60-70 процентов, которым я бы перекрыл дорогу в старшие классы и к элитарному образованию. На мой взгляд, хорошее, качественное образование и есть элитное образование. Сегодня бы я тех студентов МГУ, о которых писала доцент А.Николаева, дальше начальной школы не пропустил, чем бы принес стране невиданную пользу. В том споре о школьном образовании я сказал, что 90 процентов учеников даже готовые сочинения по литературе, задания по математике списать на «четверку» не могут, это я видел девять лет подряд. А «тройка» выставлена из-за социальной жалости, и опять же, из-за закона о среднем образовании. Тезис о том, что все дети талантливы и способны, на мой взгляд, в корне не верен. В стране, где часть населения родилась в семье пьяниц в третьем и пятом поколении, особенно рассчитывать на людей талантливых не следует. Утопии приводят к краху. Нельзя постоянно желаемое выдавать за действительное.
Я уже давно вижу, что на наших глазах нарождается современный варвар, полуграмотный, исторически и интеллектуально невежественный, увешанный разными гаджетами, эгоистичный, узкорассчетливый, по-волчьи жестокий. Образование должно быть конкурентным на любом уровне — двоечникам, троечникам в высшее образование путь должен быть закрыт. Это должно стать одним из принципов образования в новой России.
Отрывок из мемуаров «Вот и все… я пишу вам с вокзала». Продолжение следует
Рауль Мир-Хайдаров