Четверг 28.03.2024

Актуальные новости


Новости

Рауль Мир-Хайдаров

17 Сен, 14:24

Анонсы

Ни стыда, ни совести

04. 10. 2013 883

Сегодня, за 20 лет существования новой России, и без войны вновь появилось огромное количество сирот, безотцовщины и бездомных, бродяжничающих мальчишек, наверное, их не меньше, чем при распаде СССР. Вы, как и я, подумали — теперь -то мальчишкам повезло больше, их определят в кадетские корпуса. Огорчу и вас, и себя — никогда они туда не попадут. Постараюсь вкратце объяснить почему.

Как писателю, мне пришлось несколько раз выслушивать бывших «афганцев», ветеранов чеченской войны и просто граждан, кому нужно было, в силу трагических обстоятельств жизни, пристроить внуков, племянников, собственных детей в кадетские корпуса. Они правильно оценивали преимущественное право на поступление своих детей, но… право-то у них есть, а реализовать его невозможно. Не буду расстраивать вас душераздирающими историями, я за вас наслушался их вдоволь, ничего, кроме огорчения и печали, они вам не дадут. Лучше я расскажу — кто сегодня получил доступ к образованию и воспитанию в кадетских корпусах, и вам станет понятно, почему другим туда дорога закрыта. Хотя, на мой взгляд, кадетские корпуса должны быть социальными заведениями, какими и были в советское время суворовские и нахимовские училища. Ныне в кадетских училищах учатся дети генералов, полковников, высоких чиновников, звезд эстрады, наследники представителей бизнеса, отпрыски всяких шустрил, банкиров, финансистов — мало там сирот, о детях с вокзала и говорить не приходится. Правда, встречаются там изредка и дети павших молодых героев России, людей из народа. Спасибо, хоть им не отказали. У нас все перевернуто вверх дном, частенько наша власть стала путать: что хорошо — что плохо. Ныне даже социальные заведения служат только интересам богатых. Нам остается ждать нового Ф.Э. Дзержинского, другие пути не просматриваются.

 

И все-таки вернемся к тому, с чего начали, — к нашим «двоечникам», ставшими студентами МГУ. Многократно перечитывая сказанное доцентом А. Николаевой, я сделал для себя неожиданное открытие.

Всех писателей, издателей волнует вопрос — почему новое поколение не читает и не любит книгу? Названных тому причин десятки, сотни, и я не буду их повторять, со всеми согласен. Но ни в одной из них нет самого простого объяснения — они уже не умеют читать.

Даже если и прочтут по слогам, ничего не поймут. У них полностью отсутствует не только представление об исторических процессах, нет даже понимания прошедших событий в ближайшем столетии. Они ведь утверждают, что МГУ основан в XX веке, но при императрице Екатерине. Повторюсь, это говорят студенты МГУ. Это «маугли» XXI века, но Маугли-то ни на что не претендовал, а эти, из МГУ, уж точно считают многих ниже себя, потому что у них есть возможность покупать стобальные аттестаты и становиться студентами самого престижного вуза России. Ясно, что в детстве они не читали ни «Трех мушкетеров», ни «Остров сокровищ», ни «Тома Сойера», ни «Детство Тёмы», ни «Два капитана», никогда не знали прелестных строк Пушкина, Лермонтова, не слышали басен Крылова, не очаровывались ни Гоголем, ни Тургеневым.

 

Статья А. Николаевой заканчивается тем, что они и диктант в форме любовной записки в полстранички не смогли написать хотя бы на «двойку». Для фиксации грамотности этих недорослей у нас и оценок-то нет, пять раз «единицу» что ли ставить им за пятнадцать ошибок в крошечной записке? И ничего, живут себе, смеются, пляшут, хвастаются перед настоящими «хорошистами» и «отличниками», что они — студенты МГУ, хотя в этом возрасте уже следует понимать, что они незаконно заняли чужие места и надо отвечать за то, что предъявили в институт купленные за деньги липовые стобальные аттестаты. Мучаюсь непониманием — почему МГУ не отчислило их сразу? Зачем диктанты для неучей, дополнительные занятия для стобальников? Зачем МГУ маяться с «двоечниками»? Не пойму. Пока мы будем жалеть неучей, потакать им, они займут не только институты, но и всё вокруг.

 

И наконец, для сравнения, одна печальная история из моего детства. Когда я учился в четвертом классе, мы уже влюблялись в своих одноклассниц, писали им записки, предлагали дружить. «Дружить» — было кодовым словом, в него вкладывалось много смыслов, и «люблю», конечно. «Дружить» — пропало вдруг, неожиданно, как и социализм, уже в 70-х. Мой близкий товарищ Володя Колосов, по прозвищу «Колос», заядлый голубятник, влюбился в «отличницу» Галю Клименко. Но об этом не знали даже мы, его ближайшие друзья, хотя Володя был открытый бесхитростный парень. Но он-то прекрасно знал, в кого влюблены мы, кому пишем записки, кому предлагаем «дружбу». Володя, не по годам серьезный мальчик, пользовался у нас доверием, через него мы чаще всего мы и передавали девочкам записки, знали — он никому нашу тайну не выдаст, не разболтает.

 

Однажды в мае, в начале урока Володя поднял руку и попросил Зою Григорьевну отпустить его домой, мол, ему стало плохо. Он и впрямь выглядел невероятно бледным, осунувшимся, испуганным, хотя еще полчаса назад на перемене выглядел здоровяком, каким и был на самом деле. Уходя, он как-то печально посмотрел в мою сторону, и у меня тревожно забилось сердце, хотя никаких тяжелых предчувствий у меня не было. Может, живот заболел или голова закружилась, мы всю перемену бегали по двору, как сумасшедшие, обрадовавшиеся теплу и солнцу после долгой зимы. Минут через пять после ухода Володи, Зоя Григорьевна, что-то рассказывая, расхаживала по классу, и вдруг, поравнявшись со мной, склонившись, шепнула: «Я тебя отпускаю с уроков, пожалуйста, загляни к Володе, добрался ли он домой?». Я пулей выскочил из школы, Володя жил на краю Мартука у кустарного кирпичного заводика, но, как я ни несся, уже охваченный непонятной тревогой, догнать его не успел. Войдя во двор Колосовых, я бросил холщовую сумку с книгами у ворот и зашел в переднюю, где мама Володи, Вера Ивановна, готовила обед на керосинке. Поздоровавшись, я спросил, как можно спокойнее: «Где Володя?» — «Где же ему быть, перво-наперво к голубям отправился, в сарае он». Я кинулся в сарай, где бывал сотни раз. Несмотря на полумрак в безоконном сарае, я как под ярчайшими прожекторами увидел, что мой друг ладит на балке веревку с петлей. Опоздай я на минуту-две — было бы поздно. Я кинулся на него и сбил с ног на загаженный голубями пол. Он и не пытался сопротивляться, только тихо-тихо заплакал. Когда я спросил, что случилось — он достал из кармана какую-то бумажку и протянул мне. Я подумал, что это его предсмертная записка. Послание адресовалось Гале Клименко, сидевшей перед ним на первой парте, как все отличницы. Володя предлагал ей «дружбу». Записка очень походила на наши послания девочкам, которые мы передавали через него. Только тут же, на листе в клеточку, Галей был дан краткий ответ: «Научись сначала грамотно писать, а потом можешь девочкам дружбу предлагать». И красным карандашом в каком-то слове «е» было исправлено на «и» и появились две красные запятые, одну из которых я тут же опротестовал, а внизу стояла жирная «тройка».

 

Прочитав записку, от которой мне тоже захотелось заплакать, причина была яснее ясной: упасть в глазах любимой девочки — большая беда, я заставил себя дурацки расхохотаться. «Чего смеешься?» — напряженно спросил Володя. «Если бы ты знал, какие я неприятные ответы от девочек получал, то я, по твоему разумению, уже десять раз должен был бы повеситься, а я живу — не тужу. Снова влюбляюсь в третьеклассниц, — сочинял я на ходу. — И у тебя все будет хорошо, я знаю одну девочку, которой ты нравишься, она не хуже Гали, а в волейбол играет лучше мальчишек, и голубей любит, брат у нее голубятник». В общем, я поклялся ему, что никому и никогда не расскажу эту историю с Галей Клименко. Колос умер рано, двадцати пяти лет от роду, от непонятной в ту пору для села болезни — диабета. Много лет спустя я встретил Галю в Актюбинске и рассказал ей ту давнюю историю. Наверное, Володя простил бы меня за это, умер он холостяком.

 

Для чего я это вспомнил? Чтобы подчеркнуть достоинство деревенского мальчика и отсутствие оного у 18-летних неучей из МГУ. Я, разумеется, не предлагаю им повеситься из-за купленного стобального аттестата, из-за того, что они, как карманники, пойманы за руку и уличены в своей неграмотности. Наверное, этим девушкам и юношам и в голову не пришло просто забрать документы и уступить место более достойным. Они, как пришли в МГУ с черного входа, так и по жизни будут двигаться, приворовывая и занимая чужие места. Кроме отсутствия знаний у них нет главных человеческих качеств — ни стыда, ни совести.

 

Отрывок из мемуаров «Вот и все… я пишу вам с вокзала»

Рауль Мир-Хайдаров

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован.

Система Orphus

Важное

Рекомендованное редакцией