«Ревизор» потому и ставится уже не первый век, что имеет в своей основе множество видений и способен принимать оболочку любой эры, любой эпохи. Гоголевская комедия в театре им. Моссовета – постановка классической пьесы в современной интерпретации. Декорации, атмосфера, само видение – всё дня сегодняшнего. Текст – прежний, полностью авторский, хоть по книге проверяй.
Совмещение XXI века и века XIX в первом акте не вызывает отторжения. Холодная сцена в мешковатой ткани от потолка до пола – бесконечная, беспросветная серость. Примерно девять актеров перед зрителями – в ряд. Редкий снежок сыпется почему-то лишь на одного из них, вся компания подогревается водочкой… «Я собрал вас, господа..!», — далее – по тексту. Размеренность обстановки вовремя разрушают Добчинский и Бобчинский – как 2 гееобразных туриста со швейцарских гор прибегают на лыжах, чтобы, перебивая друг друга, сообщить то самое.
Затянутость первой сцены вполне компенсируется следующей – в серой мешковине прямо по центру стены открывается окно – комнатушка Хлестакова – где на кровати возлежит полуголая девица, натягивающая на себя фартук продавщицы. И комната, со всей ее грязью, беднотой и запущенностью – современна, и вваливающиеся в это узкое пространство чиновники неуверенно переминаются с ноги на ногу, и как только не отдавили их друг другу в такой тесноте. И это смешно. Просто смешно и весело.
На стене комнаты – брызги крови, ведь это тоже упоминалось в тексте. Вообще многое упомянутое у Гоголя вскользь проступает здесь отдельными фрагментами комичности, комичности современной. Особенно упоминание бабы, которая якобы сама себя высекла: вместо грузной тетки – эротично взбивающая себя плеточкой девушка. И это тоже к месту.
И вся сцена в комнате героя – от монолога слуги Осипа до недоразумения с личностью Хлестакова – комична, уместна, интересна. Без переигрывания, перемысливания. Приятно и просто. Прекрасно все, пока серая мешковина не открывает «ночной бар» — вот здесь начинается хаос.
В принципе, хаоса можно бы было и избежать, если б Хлестаков, а он же Гоша Куценко, вел себя сдержаннее. Хотя Хлестакова в этой роли почти и не было, а был один Гоша. Падающий на колени в попытке почистить чужие ботинки, бормочущий что-то гоголевское пьяным голосом… Он разносил себя по сцене, размахивая всеми частями тела, крича при этом что-то невнятное в микрофон. Он совершенно не вписывался в игру остальных актеров, жмущихся от него по сцене. Как будто играл что-то другое, подбадриваемый аплодирующим партером (за что?). Дальше партера, особенно балкон и выше, – молчание, молчание… Он метался по сцене, как ребенок, которому дали, наконец, место поиграть – но не в актера, а в клоуна.
Я очень хорошо отношусь к Куценко, но в основном по ролям в кино. На спектакли с ним в Моссовете аншлаг, при каждом его выходе – аплодисменты. Такое чувство, что публика избаловала актера и позволила делать на сцене что угодно, лишь бы видеть там его. «Чем бы дитя ни тешилось..» — и он усвоил это. Но в «Ревизоре» он кажется инородным телом, сбивающим остальных. Спокойный Яцко в роли Городничего на его фоне был сущим ангелом и сыграл, как всегда, прекрасно.
Во время антракта откровенно хотелось уйти. Некоторые последовали этому желанию, но я убедила себя остаться до конца. Безумства в ночном баре закончились увеселениями героя на широком, подвешенном к потолку ложе, все так же как-то плавно вливаясь в текст. Правда, каких-либо эмоций происходящее на сцене уже не вызывало – уж слишком яркой и продолжительной была самая неудавшаяся сцена.
Гоголь в современном переложении – тот же Гоголь. С его шутками, ни разу не потускневшими с годами, с его героями, которые все так же существуют в обществе. Этот спектакль – попытка сделать того «Ревизора» сегодняшним, будто списанным с ситуации, произошедшей вчера. Но не стоит забывать, что в спектакле, а в комедии особенно, существуют определенные границы, переступать которые нужно очень и очень осторожно. Иначе шутки перестанут быть смешными, а сарказм перерастет в пошлость.
Анна Казарина