СЕРДЦЕ БРОЙЛЕРА

Алексей ГОРШЕНИН

О произведениях Виорэля Ломова
 

 
Роман Виорэля Ломова «Сердце бройлера» уже нашел своего читателя. Этот роман, как и другой того же автора — «Мурлов, или Преодоление отсутствия», развеивает сомнения некоторых критиков по поводу того, что роман, как литературный жанр, устарел, отжил, исчерпал себя. Новое произведение В. Ломова написано не только в лучших традициях семейно-бытового романа, но и успешно развивает их.
«Драма для чтения без героя» (таков подзаголовок романа) — это своеобразная сага о судьбах нескольких, проросших взаимными связями, поколений. В этом, казалось бы, традиционном кругу. В.Ломов создает произведение, увлекательное по содержанию, оригинальное по художественному исполнению и яркое по языку. С большой художественной силой и убедительностью автор показывает, какими причудливыми и подчас непредсказуемыми извивами сопровождается человеческая жизнь, какими неисповедимыми могут быть пути не только Господние, но и людские. Автор весьма убедителен в показе последствий легкомысленных (и не только) поступков отцов не только на судьбы детей, но и на самих отцов, и, по большому счету, на саму жизнь.
Начиная с эпиграфа, как нельзя более кстати подходящего к этому произведению, роман в главном продолжает традиции русской классики XIX-XX в.в., хотя конец романа и отличается от его начала, как и жизнь конца XX века от предшествующих ему десятилетий.
Поначалу неторопливое, от главы к главе повествование получает ускорение, не искусственным нагнетанием страстей, а за счет внутреннего ускорения жизни героев. Герои быстрее живут, быстрее сгорают, быть может, еще и оттого, что оказались втянутыми в конфликт отцов, оказались как бы подожженными страстями родителей, сгорели в костре их страстей. Страсти родителей не только порождают детей, они их, увы, порой и сжигают дотла.
Конфликт отцов и детей извечен. А здесь он усугублен еще и тем, что отцы, не решив своих проблем, сваливают их на плечи и головы своих детей, только что начавших решать проблемы собственные. И так год от года, жизнь от жизни растет груз, который дети, а потом и внуки их тащат на себе. Куда? Зачем? Чтобы свалить его на детей собственных? Предупреждающе и трагически в самом конце романа звучит нота протеста (это даже не просто нота, звук, это колокол, набат): «На плакате нарисован земной шар — в виде яйца, которое снес не способный нести яйца бройлер. Прав был Женя: человечество превратилось в бройлера! И теперь бройлер породит новое человечество». Сам собой возникает вопрос, у которого уже точно не будет детей?
Сюжет динамичен и сжат до предела. К финалу создается ощущение, что это бомба, которая рванет в любую минуту и все разнесет. Но это очищающее чувство, сродни катарсису.
Хотя подзаголовок у романа «драма», очень часто повествование, насыщенное иронией, сарказмом, всеми чертами подлинной комедии, приобретает явно бурлескный оттенок, отчего драма по контрасту приобретает поистине трагедийный накал.
В трех частях романа и связующих (и разделяющих) их интермедиях выписаны три поколения трех семей Аненковых, Гурьяновых, Суэтиных. Судьбы героев их переплетается не только друг с другом, но и с судьбами их друзей, «литераторши» Аглаи Владиславовны, Анатолия и Зинаиды Дерюгиных, Ивана Горы, певца Гремибасова. Персонажей в романе не менее трех десятков, и ни один из них не потерялся, не растворился даже в массовых сценах, где автор проявляет незаурядное мастерство, изображая свадьбу на триста человек или песни и танцы цыган, или исполнение кантаты симфоническим оркестром и народным хором.
Роман держит читателя в напряжении до последних страниц, на которых преподносит ему очередной, последний сюрприз. Причем напряжение поддерживается естественным ходом событий, развивающихся на протяжении четырех десятилетий (!), не привлекая приемов современной детективной беллетристики.
Если задаться целью перечислить все сильные места романа и удачные главы, придется перечислить их практически все. Каждая глава, помимо того, что вписана в контекст событий, самодостаточна и является как бы отрывком, сколом, срезом красочного, пестрого, прекрасного мира, в котором живут и страдают герои этого необычного романа.
Героям Ломова веришь. Их узнаешь. Им сочувствуешь. Все они как драгоценные (и фальшивые) камни, ограненные временем и резцом автора. Ограненные с большим мастерством и любовью. Недаром Евгений Суэтин столько сил отдает размышлениям об истинности настоящего и поддельного. Кстати, отдельные высказывания не показались бы фальшивкой в любом сборнике афоризмов.
«Что в душе художника, то он и изображает. Если то же самое в душе у зрителя, зритель это и видит, — подумал Суэтин. — Всё больше художников и зрителей, которые изображают и видят ничто. Их души соединяются в момент передачи изображения. Ничто сливается с ничто, рождая резонанс душ. А когда ничто входит в резонанс, оно способно погубить всё. Всё!» В этой фразе Ломову удалось чеканно изобразить мостик между сегодняшней пишущей, рисующей, исполняющей и пр. «братии» и воспринимающей ее «откровения» публики.
Герои романа, как правило, люди талантливые, поставившие в жизни высокую планку. И не их вина, что они не преодолели ее. Почему? На этот вопрос автор не дает ответа. Да это и не его дело. Ответ дает жизнь. Ответ даем мы, читатели.
Особо стоит отметить своеобразный язык романа. Фразы, как правило, короткие, емкие, наполненные мыслью, что и отвечает главному требованию к прозе вообще: «Проза требует мыслей и мыслей» (А.С. Пушкин). Повествование читается живо, легко, но это не легковесное чтиво, не бульварно-журналистский, «ниже пояса», бьющий по глазам и «мозгам» современного читателя, стиль.